Вот происходят с тобой вещи, которые трудно объяснить другим, но легко понять самому. Но почему-то очень хочется, чтобы именно другие уяснили… Странно всё это.
Зачем собственно? Объяснить трудно, понять практически невозможно. Может, и говорим тогда сакраментальное: « Значит так Богу угодно…»
Облюбовал я как-то по весне один укромный уголок для своих прогулок – далеко от шумной дороги, много старых деревьев, сирень разрослась, кустится, траву там не косят, с одуванчиками не борются, и немноголюдно совсем, и птички всегда щебечут.
Смотришь, радуешься: даже люди с собаками гуляют так степенно, не спеша, как будто время там останавливает свой привычный бег, замирает, отдыхает оно, наверное, от суеты мирской.
Пробегу «свой дневной марафон» и - туда. На сирень белую полюбоваться, шиповник бело-розовый понюхать, с ясенем своим поздороваться, на травке с одуванчиками посидеть-помечтать… Благодать!
Как-то вот так сижу, травинку грызу, разомлел от тишины и покоя. Слышу, окрик грубый и визг потом собачий. Повернулся и вижу: хозяин собаку воспитывает. Тот совсем щенок ещё, овчарка, но ушки уже « навострил», почти всё соображает, хоть и подросток. Глаза такие хитрющие…
А хозяин одно заладил: « Фу, да фу…» И если только щенок что понюхает или схватит, тут же его дрыном… Знай, мол, наших. Неча с земли всякую дрянь подбирать!
Тот взвизгнет и опять за своё, зубы ж у него меняются, всё чешется, болит от этого, надо что-то погрызть ему обязательно.
Но собаковод про это видать не слыхивал. Ему порядок подавай: чтоб на улице – ни-ни, только дома. С поводка не спускает, только палкой грозится…
Решил я подшутить над ним, таким серьёзным, одурачить его слегка. Когда он отвернулся, кинул свой кожаный кошелёк в траву неподалёку так, чтобы только щенок увидел это и заинтересовался сразу, что же я там бросил.
Когда хозяин повернулся, видит, щенок тянет его в сторону, просто с поводка срывается, так хочет найти и поднять то, что я бросил в траву. Он ему опять – Фу, нельзя и палкой!
Тут я встал у него на глазах и бегом к тому месту, где кошелёк мой лежит. Сделал вид, что нашёл только что. Открываю, радуюсь, деньги рассматриваю. Вот удача! В траве такое найти!
Видели бы вы лицо этого, с позволения сказать, хозяина. Перекосило его всего, досада такая нескрываемая на лице. Убил бы он и собаку и меня…
А я прошёл мимо и сказал только: «Ты люби его, хоть чуть-чуть и не бойся… Любовь, дружок, за деньги не купишь…»
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Реальность - Андрей Скворцов Я специально не уточняю в самом начале кто именно "он", жил. Лес жил своей внутренней жизнью под кистью и в воображении мастера. И мастер жил каждой травинкой, и тёплым лучом своего мира. Их жизнь была в единстве и гармонии. Это просто была ЖИЗНЬ. Ни та, ни эта, просто жизнь в некой иной для нас реальности. Эта жизнь была за тонкой гранью воображения художника, и, пока он находился внутри, она была реальна и осязаема. Даже мы, читая описание леса, если имеем достаточно воображения и эмоциональности можем проникнуть на мгновение за эту грань.
История в своём завершении забывает об этой жизни. Её будто и не было. Она испарилась под взглядом оценщика картин и превратилась в работу. Мастер не мог возвратиться не к работе, - он не мог вернуть прежнее присутствие жизни. Смерть произвёл СУД. Мастер превратился в оценщика подобно тому, как жизнь и гармония с Богом были нарушены в Эдеме посредством суда. Адам и Ева действительно умерли в тот самый день, когда "открылись глаза их". Непослушание не было причиной грехопадения. Суд стал причиной непослушания.
И ещё одна грань того же. В этой истории описывается надмение. Надмение не как характеристика, а как глагол. Как выход из единства и гармонии, и постановка себя над и вне оцениваемого объекта. Надмение и суд есть сущность грехопадения!
